– Но официально Фентон не предъявлял Ричарду никаких обвинений?

– Официально? Нет. Оклеветал ли он его? Да. Испортил ему репутацию? Да. Разрушил карьеру? Да. Всю его жизнь вывернул наизнанку? Да.

Еще какое-то время она тараторила, давая волю злости и отчаянию. Хотя обычно при проявлении таких бурных эмоций Гурни и чувствовал себя не в своей тарелке, ему была понятна ее реакция на происходящее, с каждым новым витком становившееся все загадочней.

Один и тот же сон снится четверым?

Как такое возможно?

Он снова нажал на газ, проехал мимо амбара, мимо пруда, по дороге через пастбище. Припарковавшись у дома, он заметил краснохвостого сарыча. Тот кружил над полем, между амбаром и домом. Кажется, нацеливался он на небольшой загон, пристроенный к курятнику. Гурни вылез из машины и стал смотреть, как хищник сделал еще один медленный круг и, изменив курс полета, вскоре скрылся из виду над кленовой рощей, граничащей с пастбищем.

Он вошел в дом и позвал Мадлен, но та не отозвалась. Было всего четыре часа. Гурни был доволен, что приехал ровно как обещал, но разочарован, что Мадлен не оценит этот редкий случай его пунктуальности.

Где же она?

На работе, в психиатрической клинике, у нее был сегодня выходной. Машина ее стояла на своем обычном месте около дома, так что она не могла уйти далеко. Было холодно и смеркалось, вряд ли она пошла гулять вдоль сине-серых гор по одной из троп, ведущих к старой каменоломне. Ее бы остановил не холод, а надвигающаяся темнота.

Гурни позвонил ей на мобильный и вздрогнул, услышав звонок метрах в полутора от своего локтя – телефон лежал на комоде, выполняя функцию пресс-папье для нераспечатанных писем.

Он вошел в кабинет в надежде на то, что она оставила на столе записку.

Записки не было.

На автоответчике мигала лампочка. Он нажал кнопку “прослушать”.

“Здравствуй, Дэвид. Ребекка Холденфилд. Я прослушала запись твоего разговора с Коксом. Странный разговор – это мягко сказано. У меня есть вопросы. Мы можем встретиться? Может на полпути между Уолнат-Кроссингом и моим офисом в Олбани? Жду твоего звонка”.

Гурни перезвонил ей и, вновь попав на автоответчик, оставил сообщение.

“Привет, Ребекка. Дэйв Гурни. Встретиться будет сложно. Завтра утром я выезжаю в Адирондак – увидеть Хэммонда, если получится. А на следующий день еду в Северный Вермонт – прогулки на снегоступах и все такое. Вернусь самое ранее дней через пять-шесть. Однако мне интересно, что ты думаешь про этот сон. Кстати говоря, главный следователь БКР только что рассказал журналистам невероятную подробность про сны. Проверь обновления в интернете и перезвони мне, как сможешь. Спасибо”.

Как только он закончил разговор, телефон снова зазвонил у него в руке. Это был Хардвик, который уже начал говорить, когда Гурни только поднес трубку к уху.

– …за хрень происходит?

– Отличный вопрос, Джек.

– Кокс и Фентон что, соревнуются за звание главного психа на планете?

– Ты послушал запись, как Кокс пересказывает сон Хорана?

– Ага. Сон, который, как заверяет Фентон, снился всем жертвам.

– С трудом верится?

– В собачью чушь такого масштаба верится с трудом.

– Мы с тобой, Джек, оказались в очень неудобном положении – нам придется либо принять то, что существует некий заговор и Фентон лжет с разрешения начальства БКР, либо поверить, что четыре человека увидели один и тот же сон и он довел их до самоубийства.

– Ты же не думаешь, что это возможно?

– Все, что я слышу об этом деле, кажется совершенно невозможным.

– Что будем делать?

– Нам нужно искать возможные связи. Места, где могли пересекаться дорожки наших жертв. Проверить, не были ли они в прошлом знакомы с Ричардом Хэммондом. Или с Джейн. Или с Пейтоном Голлом, который, по словам Джейн, ровесник трех жертв, что важно.

– Работка не из легких, но я берусь.

Закончив разговор, Гурни несколько минут простоял у окна в кабинете, пока темнеющее закатное небо не напомнило ему о Мадлен. Он подумал, что пора идти искать ее, пока совсем не стемнело. Но где начать поиски? Это так непохоже на нее…

– Я была у пруда.

Он подскочил от неожиданности – так тихо она вошла в дом и оказалась у двери кабинета. Когда-то Гурни приводила в замешательство ее необъяснимая способность отвечать на вопросы, которые он задавал мысленно, но теперь он уже привык к этому феномену.

– У пруда? Не слишком ли промозглый для этого вечерок?

– Да нет. Приятно подышать свежим воздухом. Ты видел ястреба?

– Да. Думаешь, надо с этим что-то делать?

– Кроме того, как восхищаться его красотой?

Он пожал плечами, и между ними повисло молчание.

Первой заговорила Мадлен.

– Ты собираешься с ней встречаться?

Гурни сразу понял, что она говорит о Ребекке, должно быть, услышала сообщение на автоответчике. Ее небрежный тон задел его.

– Я не очень понимаю, каким образом. Не раньше, чем мы вернемся из Вермонта, да и то…

– Она найдет способ.

– В каком смысле?

– Ты же понимаешь, что интересен ей.

– Ребекку интересует только ее карьера и любые контакты, которые могут быть полезны ей в будущем.

Снова тишина. На этот раз заговорил Гурни.

– Что-то не так?

– Что не так?

– После визита Джека и Джейн ты словно где-то далеко.

– Извини. Я, наверное, просто не в настроении.

Она развернулась и ушла на кухню.

Быстро и почти без разговоров они поужинали пикшей с вареной картошкой и разогретым в микроволновке горошком. Когда они убирали со стола, Гурни спросил:

– Ты предупредила Сару, что мы уезжаем на день раньше?

– Нет.

– Скажешь ей?

– Да.

– Если с утра мы откроем курятник и выпустим курей гулять, нужно будет, чтобы кто-нибудь закрыл их вечером.

– Хорошо. Я ей позвоню.

Воцарилось молчание, и Мадлен взялась мыть посуду: тарелки, столовые приборы, сковородку из-под пикши, кастрюлю для картофеля. Поставила все сушиться. Еще много лет назад Мадлен настояла на том, что это будет ее ежедневный ритуал.

Гурни отводилась второстепенная роль – он сидел и наблюдал.

Закончив, Мадлен вытерла руки; однако вместо того, чтобы взять книгу и устроиться в своем любимом кресле в дальнем углу комнаты около печки, она так и стояла, глубоко погрузившись в свои мысли.

– Мэдди, что, черт возьми, происходит?

Только открыв рот, он уже знал, что не прав, что вопрос свой задал скорее от недовольства, чем из беспокойства.

– Я же сказала. Просто столько всего накопилось. Во сколько мы выезжаем?

– С утра. В восемь? Может, в восемь тридцать? Хорошо?

– Ладно. Ты собрался?

– У меня не очень много вещей.

Несколько секунд она смотрела на него, потом погасила свет над раковиной и вышла из кухни в коридор, ведущий в их спальню.

Он посмотрел за французские двери и ничего не увидел. Вечерние сумерки уже давно переросли в беспроглядную ночь, безлунную и беззвездную.

Глава 11

Где-то после полуночи погода резко переменилась, ветер разогнал тучи, и лунный свет озарил кленовую рощицу за окном их спальни.

Проснувшись от шума ветра, Гурни встал, сходил в туалет, выпил стакан воды и остановился у окна. Лунный свет, словно иней, серебрился на пожухлой траве.

Он вернулся в постель, закрыл глаза и попытался расслабиться, надеясь снова заснуть. Но вместо этого в голове у него, как заевшая пластинка, крутились тревожные образы, обрывки прошедшего дня, запутанные вопросы и недозревшие гипотезы.

Пронзительный звук, перекрывший шум ветра, прервал его мысли. И вдруг стих. Гурни ждал, вслушиваясь. Звук снова раздался, на этот раз более отчетливо. Визгливый лай койотов. Он представлял себе, как мелкие, похожие на волков звери окружают свою жертву на освещенном луной скалистом утесе, где-то над верхним пастбищем.

Утром Гурни проснулся разбитым. Он заставил себя вылезти из кровати и пойти в душ. Горячие мощные струи, как всегда, творили чудеса – прочищали мозги и возвращали к жизни.